Я не знаю, к какой категории себя отнести. Я работаю с военными людьми, в части касающейся принимаю принципиальные решения, могу без натяжки отнести себя к тем, кто вовлечён в дела фронта и оборону Республики — в этом не будет преувеличения
Но я не сижу там, в норах. Не ползаю по лазам, не жду каждую секунду прилета, а каждую ночь — какую-нибудь дрг. Поэтому я отношусь к себе, как к функционеру, и, признаться, к большинству людей не в гражданской одежде я не отношусь, как к военным — для меня это люди в военной форме.
Это непросто объяснить, потому что это выглядит либо как кокетство, либо как заигрывание. Но это чисто внутреннее, человеческое. Проезжал недавно через Шахтёрск, а там на остановке стоят солдаты — видимо, добираются с югов, а в Шахтерске пересадка. Их ни с кем не спутаешь. Их можно увидеть, помимо их постоянного места прописки — передка — в кузовах уралов и камазов с откинутым задним тентом; вот так, — на остановках, спешащих домой к семье в своё редкое увольнение. Они другие. Под рюмку часто бахвалистые, чтобы поддерживать самим себе мотивацию, в гражданской обстановке — виноватые, почти робкие, как будто всем должны — как будто чувствуют, что общество потихоньку отрекается от них.
В их лица въелся ветер пространства, а поры навсегда забились пылью, отчего кожа темнее и без загара. Когда-то до войны они носили следы шахтерской профессии — подведённые угольной пылью глаза и мелкие чёрные шрамы, оставленные отлетающей породой. А теперь другая пыль и другие шрамы. Цените их — они у нас одни: солдаты и их командиры, ещё живые и в большинстве давно уже не здоровые, — но тянущие почти безропотно свою лямку, понимая, что за них никто не сделает эту трудную работу.
Александр Ходаковский
Читайте новости Новороссии здесь.
